Наумов Николай - Кто Стреляет Последним (Не Вычитано!)
Николай Наумов
Кто стреляет последним
(текст невычитан)
Эта повесть, в сущности своей, -- быль. Несколько изменены имена и
типизированы характеры людей, участвовавших в событиях. И сами события
смещены во времени и пространстве, как бы сфокусированы в одной точке.
Допущены и некоторые другие "отклонения" от истинных фактов, ибо это не
хроника, не отчет, а повесть. Все, что в ней рассказывается, было в
действительности. И появлялся на фронте вражеский снайпер-ас, и вел он свой
дневник, оказавшийся потом в наших руках, и случился у него роковой поединок
с советским стрелком -- гвардии старшиной Николаем Яковлевичем Ильиным,
незабвенной памяти которого и посвящается этот рассказ.
Своеобразие подвига любого советского снайпера -- в повседневном
воинском труде, всегда опасном и тяжком. Каждый выстрел, поразивший врага,
-- подвиг. Сколько таких попаданий -- столько подвигов. И легко ли
рассказать сразу обо всех, если их было около полутысячи? Ведь именно таким
-- 494-м, более, чем у других снайперов нашей армии, -- был боевой счет
Николая Ильина.
На вершину Мамаева кургана над Волгой к статуе Победы ведут, подобно
ступеням в бессмертие, мраморные плиты с вычеканенными золотом именами
храбрейших защитников Сталинграда. На одной из плит -- имя Николая Ильина.
Он навечно зачислен и в Н-скую гвардейскую часть, а винтовку его,
израненную в боях, каждый может увидеть в Центральном музее Вооруженных Сил
СССР как символ доблести советского воина.
Гауптман Отто Бабуке прибыл в полк "Штандарт" на рассвете, не изменив и
теперь своему правилу ездить по фронтовым дорогам только в темноте. Он
терпеть не мог сюрпризов, подобных неожиданно свалившимся с неба вражеским
самолетам. Под их огнем или бомбами он чувствовал себя униженным и
ничтожным, как муравей под мужицким сапогом: противодействовать было
бессмысленно, оставалось прятаться и ждать, раздавят тебя или нет. Это не
снайперская засада, когда ты скрытно подбираешься к противнику и сам
на-носишь ему неожиданный удар, зная, что он уже не сможет ответить; если же
встретится сильный соперник -- шансы на успех и неудачу будут, по крайней
мере, равными; не грех и отступить на время, чтобы ваять свое попозже или в
другом месте...
Командир полка, высокий худощавый, бесстрастный оберст со смешной
фамилией Хунд (собака), встретил Отто неприветливо. Возможно, оберст не
выспался, белесые и тусклые, как два стершихся алюминиевых пфеннига, глаза
неподвижно уставились на прибывшего. Но, возможно, оберст был недоволен
появлением заезжей знаменитости и по иной причине: Отто чувствовал неприязнь
фронтовиков, они -- знал он -- за глаза называли его и гастролером и
авантюристом. Ведь им, в отличие от него, главного инструктора берлинской
снайперской школы, приходилось подвергать себя постоянной опасности.
Впрочем, Отто было в высшей степени безразлично, как они к нему относятся:
три Железных креста, один из которых ему вручал сам фюрер, и покровительство
высшего командования освобождали его от какой бы то ни было зависимости:
злитесь не злитесь, господа, а принимать будете. И заискивать тоже...
-- Располагайтесь, пожалуйста, сейчас принесут завтрак, -- вяло сказал
оберст и равнодушно зевнул. -- Тут у нас тихо и мирно, как в Баден-Бадене,
если не считать этого проклятого мороза. Словом, все располагает к отдыху...
-- Спасибо, господин оберст, -- мягко отпарировал Отто. -- Разумеется,
я прибыл к вам именно потому, что у вас, -- он подчеркнул последние слова,
-- что у вас
